АЛЕКСЕЙ ЛЫСЕНКОВ: «Я СДАВАЛ ХИМИЮ ВОСЕМНАДЦАТЬ РАЗ». СЛАБО?!

— Алексей, где Вы родились и чем после этого занимались?

— Я родился в эмиграции. В Киеве. Партия сказала отцу: «Надо ехать работать из Москвы в Киев!», и он отправился туда (хотя и был беспартийным). Там я и родился. Моя мама преподавала русский язык и литературу и, когда мне было не то пять, не то шесть лет, вытащила меня на школьную сцену, где она ставила «Сказку о попе и работнике его Балде». Я играл чертенка: вылезал из люка, который был посреди сцены, и что-то там говорил…

— С этого и началась Ваша сценическая карьера? Больше школьных спектаклей не было?

— Отчего же? В пятом классе в одном из них я играл украинского пионера-героя. За исполнение этой роли мне торжественно вручили путевку в так называемый «украинский Артек» — пионерлагерь «Орленок». Правда, туда я так и не попал…

— А вообще в пионерлагерях Вы бывали?

— Один раз. После чего сказал родителям: «С меня хватит!» Линейка, перекличка, поднятие флага, смотр строя и песни… Между этими достойными занятиями я выпиливал лобзиком фюзеляж самолета. Ужас.

— С каким чувством Вы вспоминаете школу?

— С нормальным. У меня была обыкновенная школа, в которой я был хорошистом, заместителем комсорга школы по художественной работе. Проще говоря, культмассовым сектором занимался.

— А дневник вели?

— С пятого по десятый класс я был влюблен в одну девушку. И все эти годы вел дневник, поскольку никому о своих чувствах не мог рассказать.

— И по прошествии лет никогда ей эту тетрадку не показывали?

— Нет! До тех пор, пока дневник существовал, его никто, кроме меня, не видел.

— В школьные годы родители оказывали на Вас влияние?

— В выборе профессии — да. Отец хотел, чтобы я продолжил династию. Мама мечтала о том, чтобы я пошел по ее филологическим стопам. Я же точно знал, что когда-нибудь судьба меня сведет со сценой.

— Поэтому после окончания школы Вы поступили…

— …в Киевский политехнический институт. Я усиленно занимался с репетиторами, потому что с физикой, математикой и особенно с химией у меня всегда были проблемы. В институте я успешно проучился два года, не сдав практически ни одного экзамена, кроме химии и истории КПСС. Историю КПСС преподавал бывший райкомовский работник. Учить этот предмет было незачем. Все знали, что пятерки он ставил коммунистам, тройки — представителям нелюбимой им национальности, четверки — всем остальным. Двоек он не лепил принципиально, чтобы потом самому не тащиться на пересдачи. Поэтому с историей КПСС мне повезло, я попал под категорию «все остальные».

— С химией, как я понимаю, дело обстояло иначе?

— Я сдавал химию восемнадцать раз! Семь раз честно пытался заучивать формулы. Потом понял: раз этот вариант не проходит, значит, зубрить нужно что-то другое. И тогда я выучил наизусть предисловие к учебнику химии, которое выглядело примерно так: Коммунистическая партия и правительство Советского Союза, а также все прогрессивные умы, стоящие в авангарде народных трудящихся масс, считают химию одной из самых перспективных современных наук… Я тянул билет и, не глядя в него, начинал рассказывать… Так продолжалось одиннадцать раз, пока преподаватель не вспылил: «Давайте зачетку, вот вам трояк, и чтоб больше я вас здесь не видел!»

— Сколько страниц занимало предисловие?

— Примерно десять.

— Ну и память у Вас!

— Да, не жалуюсь. Не раз выручала. В восьмом классе я как-то поспорил с учительницей, что расскажу первую главу из «Евгения Онегина» наизусть, а за это она мне поставит пять за четверть. И рассказал.

Так вот, имея опыт «Евгения», я и сдал химию. Но меня все равно исключили… В тот день, когда пришла повестка в армию, я решил отправиться к сестре в Москву. Приезжаю, ее дома нет, на столе лежит гитара, на гитаре — записка: «Леша, сегодня в «Щуке» последний день прослушивания». Я взял гитару и пошел в Щукинское театральное училище. Меня прослушали и без последующих туров пропустили на экзамены.

— И Вы остались в Москве.

— Да, на своей исторической родине. Честно отучился все четыре курса. Когда был на последнем — мне разрешили вести занятия по актерскому мастерству у первых курсов. Так я стал еще и преподавателем. Впоследствии преподавал в «Плешке» (ныне Плехановской академии), где читал лекции на тему «Дипломатический протокол и этикет менеджера».

— Ничего себе! А Вы что-нибудь знали на тот момент о дипломатическом протоколе и этикете менеджера?

— То, что «Щука» готовит актеров и режиссеров, не означает, что, выйдя из ее стен, выпускники работают только актерами и режиссерами — могут и о протоколе дипломатическом лекцию почитать… После окончания Щукинского я полгода по актерской специальности не работал, только преподавал. Как-то я стоял в холле училища и курил. Тут подошел Евгений Рубенович Симонов и сказал: «Мальчишка-дурачок, хватит ерундой заниматься. Иди ко мне артистом работать». Он тогда только организовал молодежный театр им. Рубена Симонова. Театр был гастрольный, актеры проводили в Москве около месяца в году, а у меня уже была семья… В общем я долго думал, но в конце концов согласился. За один год мы объехали всю страну. Потом была работа в студии «Класс-Центр», где я принимал участие в постановке «Ромео и Джульетты». С этим спектаклем мы прокатились по Европе и Штатам.

— Алексей, как Вы оказались на телевидении?

— В 1985 году я познакомился с Андреем Кнышевым, и он пригласил меня работать в программе «Веселые ребята». Там трудилось несколько человек из команды КВН Московского инженерно-строительного. Вскоре они начали снимать для КВНа рекламу, и я стал в этих роликах светиться.

— Что же Вы рекламировали?

— Да все! Кирпичи, спальни, рельсы…

— Рельсы?! Прошу прощения, что Вы там играли?

— Джеймса Бонда. Упакованный оружием под завязку, я скатывался с сугроба к железнодорожному полотну и под рельсы подкладывал мину. После чего проезжал поезд, раздавался взрыв, состав ехал дальше, и на экране появлялась надпись: рельсы такого-то завода выдержат любые нагрузки.

— Скатывались к полотну Вы или каскадер?

— Какой там каскадер? Сам. У нас ведь была небольшая компания, где распределения обязанностей не существовало — вместе придумывали, вместе работали над сценарием, вместе снимали… Все делали сами. Этот коллектив стал костяком компании «Видео Интернешнл» и начал снимать рекламу уже не только для КВНа, а чуть позже и кое-что еще…

— Когда родилась программа «Сам себе режиссер»?

— Шестого января 1992 года — тогда в эфир вышел первый выпуск. «Режиссером» занимались четыре человека — Михаил Лесин, Александр Гуревич, перекинувшийся потом на проекты «Устами младенца» и «Сто к одному», сценарист Владимир Перепелкин (у него, между прочим, весь дом завален наградами всемирных фестивалей рекламы) и я. Чтобы создать программу, мы запрягли всех своих знакомых, мало-мальски привязанных к видеотехнике, что-то сняли сами, что-то взяли у «ABC»…

— В каких отношениях вы состоите с каналом «АВС»?

— В честных. Те их ролики, которые крутятся в «Режиссере», мы закупаем.

— А сами Вы снимаете?

— Я не большой любитель работать с видеокамерой. Да и с фотоаппаратом тоже. Для программы что-то снимал. Один раз там даже моя дочка Настя мелькнула.

— Как она относится к папиной профессии?

— Ей сейчас десять лет, и поскольку всю ее сознательную жизнь папа показывался в «ящике», она и относится к этому как к должному. Правда, очень радуется, когда мы с ней идем по улице и меня узнают.

— У Вас есть прозвище, полученное от друзей и коллег?

— Для них я Лыся и Леха. В школе меня называли Зайцем, потому что, когда мы штурмовали снежную крепость, я набирал большое количество снежков, подбегал к осажденным, закидывал их и, петляя, давал деру. В институте меня величали Мамочка. Когда мы трудились в стройотряде, стояли жуткие морозы. У меня был ватник, в нем могло поместиться «несколько меня». Однажды от холода в него набились пять девчонок. Так мы и добрели до нашей базы и предстали перед товарищами. Которые тут же нарекли меня Мамочкой.

— У Вас в жизни было много удач. Вы никогда не придерживались принципа: «В этом ботинке я сдал экзамен на пятерку, на следующий экзамен надену его же»?

—  Не было такого. Я вообще к одежде с трепетом не отношусь. И складывать в архив реликвии своего героического прошлого тоже не люблю. Единственное, что я храню — шоколадку с моего дипломного спектакля «Пигмалион». По такой шоколадке каждому члену труппы подарил наш главный художник. Обертки он нарисовал сам (изобразил сцену из спектакля). Вот ее я храню до сих пор.

— В качестве талисмана?

— У меня нет талисмана.

— Может быть, поэтому было столько удач!

— Может быть…

Наталья МАЛЮТИНА