Интервью с Леонидом Ярмольником

— Говорят, что все люди делятся на нормальных и приличных. К какой из этих категорий Вы себя относите?

— К нормальным. Что такое «приличный», мне неизвестно.

— Хорошо, тогда что такое «нормальный»?

— Это любой человек, которому ничто человеческое не чуждо. У него есть смелость, честность, воспитанность, образованность, отсутствие равнодушия и все такое прочее.

— Что из этого набора качеств было у вас… ну, скажем, в 18 лет?

— Было все. И с 18 лет я не изменился. Я думаю, что годам к 13-14 человек уже сформирован. Характер, привычки, навыки — все уже при нем, и тот, кто в 13 лет не может покалечить собаку или дать человеку в глаз, не сделает этого никогда. Если что-то у меня с тех пор и прибавилось, то это жизненный опыт, я оброс друзьями, новыми привычками, в том числе и дурными. Стал чуть умнее, а может, и поглупел в чем-то…

— И как Вы с таким характером уживались в школе?

— Нормально уживался. Я не слыл каким-нибудь там двоечником, хулиганом или курящим в туалете, хотя, конечно, и двоек у меня хватало, и замечаний по поведению…

— За что?

— За волосы. Я рос в то время, когда самой популярной группой были «Битлз», причем их уже перестали считать чем-то недопустимым и начали потихоньку признавать. По крайней мере, в кругу интеллигентной публики они уже давно стали своими. У меня в школе была кличка «Леннон» из-за того, что я носил болшие круглые очки, длинные волосы до плеч… Нос большой, глазки маленькие, узко посаженные — Джон, да и только! Хотя на самом-то деле я между нами особого сходства не находил. Тем не менее директор довольно часто ловил меня на пороге школы, приговаривая: «Пока не пострижешься, не приходи!» Я и не ходил по два-три дня, а вместо этого шел в кино. С тех пор и люблю этот вид искусства. А когда приходил-таки в школу, то с удовольствием сидел на физике и литературе и более-менее равнодушно относился ко всему остальному.

— Школа, насколько я понимаю, была самая обычная, и сценических искусств там не преподавали?

— То есть тебя интересует, когда я встал на «тропу войны»? Да все тогда же. Я всегда довольно активно участвовал в том, что называлось «художественной самодеятельностью», и ни один утренник по поводу 7 Ноября или Нового года без меня не обходился. Не сказать, чтобы там я получил какой-то опыт, но впервые вкус к лицедейству, ощущение того, что сейчас ты выйдешь на сцену, на тебя будут смотреть, и ты должен делать что-то такое, чтобы привлечь к себе внимание — все это я почувствовал именно тогда. А потом я занимался в народном театре-студии. Это было уже серьезнее, так как там работали почти одни взрослые, а у руководителя было высшее театральное образование. Они пользовались успехом не только в узком кругу, но и во всем городе… Я в этом деле завяз класса с седьмого. И был там самым маленьким. Ничего, прижился…

— В семье это поощрялось?

— Журналистам я обычно говорю, что в семье я «выродок». У меня отец — военный, мама — врач, так что я вроде как сам прокладывал свой путь. К счастью, мои родители всегда считали меня серьезным, сосредоточенным человеком и понимали, что раз я чем-то занимаюсь, то для меня это и интересно, и нужно, и полезно.

— Вы помните Вашу первую школьную любовь?

— Конечно. Дело было в первом классе. Потом был большой перерыв, класса до десятого.

— Вы, вообще, влюбчивы?

— Сложный вопрос. Я могу отметить чью-то красоту и проявить какие-то элементы ухаживания, но это еще не значит, что я влюбился. Одно дело — просто приударить за кем-то (хотя это, скорее, комплимент самому себе), а другое — поменять свою жизнь, обмануть кого-нибудь во имя этой любви… Так что с этой точки зрения я не очень влюбчив и придерживаюсь достаточно строгих правил, почему и счастлив. У меня есть жена, которую я люблю. Ведь когда ты влюбляешься, ты сравниваешь этого человека с тем, кого ты любил до сих пор. А мою жену трудно поставить с кем-то рядом. Она настолько заполняет мою жизнь, что я не испытываю в этом чувстве недостатка.

— Вы — контактный человек, у Вас много друзей?

— Знакомых — очень много. Даже затрудняюсь сказать сколько. Это — по поводу того, контактен ли я… Друзей мало, как и у любого нормального человека. Но хороших людей вообще никогда и нигде много не бывает… Это Саша Абдулов — мы с ним дружим больше 20 лет из моих 40; Олег Янковский, Андрей Макаревич, Лариса Удовиченко — я считаю, что дружба между мужчиной и женщиной вполне возможна…

— Скажите, а Вы — человек светский?

— Смотря что вкладывать в это понятие.

— Скажем так, в чем Вы себя чувствуете удобнее: в галстуке или в джинсах?

— Одно другому не мешает. В конце концов, если я пойду пройдусь по московским улицам и принесу на джинсах полтора-два кило грязи (без этого не обойтись), то это, в общем, будет выглядеть нормально. Но если я приду на работу в испачканных брюках, то буду выглядеть, как человек, который три дня не ночевал дома.

А вот светскость в смысле тусовок, каких-то приемов, раутов я не очень люблю. Там всегда ужасно скучно. Я скорее человек деловой, конкретный и люблю свою работу.

— Кстати, о работе: откуда вообще взялся «L — клуб»?

— Революция, о необходимости которой… Идея сделать программу, в которой я был бы ведущим, принадлежит Владиславу Листьеву. Мы в течение почти полутора лет ее вынашивали, готовились, и теперь уже год как в эфире, но наша передача все еще не такая, какой я бы хотел ее видеть. Что-то получается, что-то нет. Короче, все еще в работе.

— Как попасть к Вам на передачу?

— Очень просто: нужно ответить на вопросы, которые даются в конце каждой программы. Они несложные, связаны в основном с азартными играми, карточными и бильярдными терминами, которые упоминаются в классической литературе. В общем, если не лень полезть за соответствующей книжкой, то считай, что полдела позади. Первых 15-20 человек, правильно ответивших на вопросы, мы приглашаем в Москву и проводим небольшой конкурс. Мы ведь делаем шоу, и, естественно, игроки должны быть коммуникабельными. Люди иногда стесняются, замыкаются в себе, а если человек общителен, то и передача получается веселой и легкой, что и требуется.

— Надеюсь, с появлением «L — клуба» Вы не забросили кино?

— Нет, и сверхзадача «L — клуба» в том и состоит, чтобы по мере накопления денег вкладывать их в фильмы. Мы и сейчас пытаемся это делать, хотя никакими особыми деньгами пока не ворочаем. А что до съемок, то от многих предложений, с которыми ко мне обращаются, я отказываюсь: не знаю режиссеров, не нравятся сценарии… Я считаю, что я прав, поскольку из того вала картин, которые я увидел за последние два-три года, очень немногие заслуживают внимания. Я никогда не гонялся за количеством, если хотите, я очень требовательно отношусь к кино как к жанру и не могу позволить себе сниматься в чем попало. Вот и все.

Антон ЧЕРНИН