Шон Бин: «Иногда я вел себя не слишком красиво»
Шон родился 17 апреля 1959 года в Шеффилде, графство Йоркшир, в семье сварщика. С серебряной медалью он окончил Королевскую академию драматического искусства, играл в шекспировских пьесах и театрах Лондона и Глазго. В ноябре 1998 года родилась его третья дочь – Эви, от третьего же брака, заключенного шестью месяцами раньше с 29-летней актрисой Эбигейл Краттерден.
Шон пользуется сомнительной репутацией сердцееда, о чем без труда догадается всякий, кому доводилось видеть его зеленые глаза, светлые волосы и спортивную фигуру. Прибавьте сюда 180 сантиметров роста – и получите довольно полный портрет возмутителя женского спокойствия.
– В одном из фильмов твой герой называет лондонцев воображалами. Что, действительно они такие?
– Не-ет. Я прожил в Лондоне почти пятнадцать лет, у нас с Эбигейл здесь дом. Но моего героя я понимаю: кому приятно, когда твоих земляков-северян называют грязными ублюдками и овечьими задницами.
– Ты так любишь север Англии. За что?
– Там пиво лучше – быстрее ударяет в голову. Север – моя родина, а это кое-что значит. Там я дома, спокоен и расслаблен: могу зайти в любую пивную и запросто поболтать с завсегдатаями.
– И сколько пива тебе удавалось выпить за вечер?
– Думаю, мой рекорд не менее шестнадцати пинт (1 пинта – примерно, пол-литра. – ред.).
– Какую марку ты любишь?
– «Лагер».
– Приходилось ли тебе драться не в кино?
– Всего однажды, и то давным-давно, во время потасовки в ночном баре в Шеффилде. Меня там «лобызали» так называемыми «поцелуями Глазго» (это когда бьют головой). Теперь я стараюсь избегать тех мест, где обмениваются подобными «нежностями».
– Ты любишь футбол?
– Еще бы (Шон заметно оживляется). Мелани, моя вторая жена, пилила меня за страсть к футболу все четырнадцать лет, что мы прожили вместе. Наверное, по этой причине мы и расстались.
– Ты – фанат «Шеффилд Юнайтед». А почему не болеешь за не менее известных «Шеффилд Уэнзди»?
– Это семейное – за «Юнайтед» болели мой отец, дед и прадед. У нас в Шеффилде так: один конец города болеет за «Юнайтед», а другой – за «Уэнзди»? Каждый поддерживает ту или иную команду в зависимости от того, где родился и вырос. В прошлом, когда люди реже меняли место жительства, это было еще заметней.
– Поговорим о личном, Шон. Какая твоя любимая хохма?
– Однажды я съел стрекозу.
– Зачем?
– Кто-то поддел меня на вечеринке: «Могу поспорить, стрекозу ты не съешь». Я ответил: «Съем». И съел. Не знаю, что тогда на меня нашло, – вообще-то я люблю смотреть на стрекоз. Но не есть.
– Чего ты больше всего боишься?
– Тараканов. Однажды они просто достали меня. Это было в России. Всякий раз, когда я открывал холодильник, я видел тысячи этих тварей.
– Значит, таракана ты не стал бы есть?
– Ни за какие блага на свете.
– Ты не собираешься перебраться в Голливуд?
– С чего это вдруг? (Шон откровенно удивлен.) Я как-то даже не задумывался над этим. Ну нет, конечно же, нет. Я не собираюсь превратиться в идиота, который посылает к психиатру свою собачку – и себя самого тоже. Там я буду скучать по своим родным, по футболу. Мне будет не хватать матчей в морозные субботние деньки, когда над стадионом стелется туман, загадочно мерцают огни на осветительных мачтах, и все коченеют от холода…
– Что говорят американцы о твоем акценте?
– В Америке меня все принимают за австралийца. Но это еще полбеды – самое плохое начинается, когда американцы узнают, что я из Шеффилда. У них вытягиваются физиономии, и мне приходится пояснять – «Шеффилд. В Йоркшире». А они еще переспрашивают в своей проклятой американской манере: «Йорк-шерр? Где это?» Ничего себе! Да Йоркшир подревнее, чем их страна, которой от роду каких-то двести лет!
– Шон, говорят, ты получил ученую степень?
– Да (лукаво улыбается он). Шеффилдский университет удостоил меня почетной докторской степени. Не знаю, правда, за что (и уже более серьезно добавляет): наверное, потому, что я никогда не порывал связей с Йоркширом. Консультировал местный театр, участвовал в радиопостановке, где честно рассказывалось о жизни рабочего класса. Это было мне близко – я ведь после школы работал продавцом, дворником, сварщиком, и знаю о многом не понаслышке.
– Почему тебя называют сердцеедом?
– Трудно сказать. Мне часто приходилось играть злодеев, и женщинам, похоже, это нравится.
– Тебе приходилось поступать в жизни подло?
– Отвечу так – иногда я вел себя не слишком красиво. Я всегда стремился делать то, что мне нравится, и время от времени из-за этого возникали проблемы. Но я считаю, что так жить все-таки лучше, чем пытаться угождать всем подряд.
Кузьма Андреев